Срочно нужен гробовщик [Сборник] - Дороти Сейерс

— Всего-навсего сбили с пути истинного хорошего полицейского, — улыбнулся Кампьен. — Ну так идем? Вы впереди.

Они тихо пересекли широкую лестничную площадку и двинулись в глубину дома, в котором стояла даже в этот ночной час относительная тишина. Палиноды спали так же, как бодрствовали, — с завидным пренебрежением к остальным жителям пансиона. Громоподобный храп, доносившийся из одной из комнат, навел Кампьена на мысль, что гортанный голос брата Лоренса обязан своим тембром аденоидам. В одном месте мисс Роупер остановилась, ее спутник тоже задержал шаги, внимание его привлек не шум, а зловоние, шедшее из цокольного этажа. Оно поднималось волнами и вызывало приступы тошноты. Кампьен втянул носом воздух и чуть не закашлялся.

— Господи, что это такое?

— Так, ничего. Не обращайте внимания. Это от стряпни, — проговорила Рене с нарочитым спокойствием. — Вы слышите их?

Действительно, откуда-то снизу доносился отдаленный глухой звук — какое-то царапанье, стук, как будто стучат по полому дереву. И хотя отвратительный запах не имел ничего общего с вонью мертвецкой, в соединении со странными звуками он производил жутковатый эффект. Кампьен вздрогнул, ощутив прикосновение руки Рене.

— Сюда, — прошептала она. — Мы идем в гостиную. В ней есть окно, расположенное над входом в подвал. Не отставайте от меня.

Дверь в гостиную бесшумно отворилась, и они оказались в просторной, полной теней комнате, слабо освещенной единственным неярким фонарем, горящим довольно далеко отсюда, на углу Эйпрон-стрит.

Эркер был довольно большой, жалюзи отчетливо обозначали верхний квадрат окна. Стук доносился теперь гораздо сильнее; скоро внизу центральной створки появился слабый свет.

Кампьен осторожно пробрался между нагромождениями мебели и наконец, нагнувшись над последней полосой препятствий — батареей пустых цветочных горшков, стоявших на высокой скамье, выглянул в окно.

Гроб появился внезапно. Он торчал вертикально и слегка покачивался — очевидно, его вытаскивали наружу снизу из подвальной двери. Увидев его, Рене шумно вздохнула, подавив вскрик; в то же мгновение Кампьен включил мощный фонарик, который он до этой минуты остерегался зажечь.

Белый широкий луч высветил гроб, как прожектором. Зловещий предмет походил на пианино. Он был длинный, широкий, внушительный, черная полировка придавала ему особенно жуткий вид.

Бумага, в которую он был завернут от пыли, скользнула вниз, и открылась широкая бронзовая пластинка с именем. Надпись была крупная, отчетливая, казалось, ее над ухом прокричали в мегафон. Значилось в ней следующее:

ЭДВАРД БОН ХРЕТИН ПАЛИНОД

Родился 4 сентября 1883 г.

Умер 2 марта 1946 г.

В душной притихшей комнате двое зрителей не спускали с нее глаз, пока гроб мягко не опустился вниз и не исчез. И сразу отчетливо послышались осторожные шаги.

7. Практикующий гробовщик

Широкое лицо, розовое и гладкое, как ломтик бекона, появилось из недр подвала и уставилось на Кампьена. Тут же луч фонарика вырвал из темноты всего человека — крупного, крепко сбитого, с широкими плечами, бычьей грудью и брюхом. Из-под черного цилиндра выглядывали белые завитки волос. Он разительно напоминал новое черное мраморное надгробие.

— Добрый вечер, сэр, — проговорил он отрывисто, но с почтительной ноткой в голосе и с претензией на умничанье. — Надеюсь, мы не побеспокоили вас?

— Стоит ли упоминать о таких пустяках, — великодушно проворковал обладатель фонаря. — А что вы тут делаете? Складируете товар?

Маленький круглый — рот расплылся в улыбке, дружелюбно сверкнув двумя большими белыми резцами.

— Не совсем то, сэр, не совсем то, хотя и довольно близко. Все в строгом соответствии с законом. Чист…

— Как стеклышко?

— Нет, сэр. Я-то хотел сказать, чист перед Богом и людьми. Я ведь имею честь разговаривать с мистером Кампьеном? Позвольте представиться: Джес Пузо, к вашим услугам в любое время дня и ночи. А это мой отпрыск, Роули-сын.

— Я здесь, отец. — Еще одно лицо появилось в пучке света. Волосы Пузо-младшего были черные как смоль, а выражение лица чуть более встревоженное, все остальное — точная копия отца, более убедительного подтверждения отцовства Кампьену в жизни не доводилось встречать. Два-три раза качнет насос времени, и парочку не различишь.

Все четверо глядели друг на друга в тягостном молчании. В этот раз Кампьен, махнув рукой на учтивость, предпочел не влиять на ход событий.

— Хочу забрать «Куин Мери» отсюда, — неожиданно проговорил мистер Пузо-старший. — Мы снимаем этот подвал, сэр. И я держал его здесь месяц или около того, мастерская-то у нас забита. А сегодня решил все-таки перенести домой. Не хочется осложнений из-за пустяков. Тут теперь и полиция, да и вообще… Так оно будет лучше. Надеюсь, вы меня понимаете, будучи джентльменом и не новичком в этих делах.

— Выглядит великолепно, — заметил осторожно Кампьен.

— Это верно, сэр, — просиял Джес. — Художественная работа. Один из наших лучших гробов. Мы его называем между собой «Куин Мери». Без преувеличения скажу, любой джентльмен, если, конечно, он настоящий джентльмен, был бы счастлив и горд лежать в таком благолепии. Все равно что путешествовать в собственном рыдване. Я всегда говорю тем, кто ко мне обращается: это ваша последняя обязанность на земле и выполнить ее надо наилучшим образом.

Он разливался соловьем, и его голубые глазки при этом невинно светились.

— Очень жаль, что такой у нас непросвещенный народ, — продолжал он. — Вы думаете, соседи с удовольствием бы смотрели, как мы несем это сокровище на ту сторону улицы? Как бы не так, им это очень не понравится. Они будут травмированы. Вот и приходится тащить его ночью, когда никто не видит.

Кампьен начал поеживаться.

— Однако же, человек, чье имя на бронзовой пластинке, был о ваших гробах иного мнения, — сказал он. Ночной холод мало располагал к любезностям.

Маленькие глазки не изменили выражения, но розовые щеки стали почти пунцовыми, а маленький безобразный рот скривился в печальной доверительной улыбке.

— Так вы ее заметили? — произнес он. — Пойман с поличным и должен это признать. Да, пойман. Он прочитал надпись на нашей табличке, сынок. С мистером Кампьеном держи ухо востро. Мне бы не мешало об этом догадаться, слушая рассказы твоего дяди Мейджерса о своем хозяине.

Мысль, что мистер Лагг мог быть чьим-нибудь дядюшкой, сама по себе была достаточно неприятна, но комплимент Пузо, сопровождаемый фальшивым подмигиванием, был сто крат омерзительней. И Кампьен промолчал, ожидая, что будет дальше.

Гробовщик затянул молчание несколько дольше, чем полагалось бы. Наконец из его груди вырвался вздох.

— Тщеславие, — высокопарно произнес он. — Все тщеславие. Вы удивитесь, сколько раз я слышал в церкви о вреде этой страсти. Но это не пошло мне впрок. Вот откуда эта табличка, мистер Кампьен. Да, Джес Пузо оказался человеком тщеславным.

Мистер Кампьен удивился, не поверил. И опять промолчал. Мисс Роупер хотела было вставить словцо в защиту Пузо, но он предупреждающе сжал ее локоть.

— Придется поведать вам эту печальную историю, — наконец сдался гробовщик. — В этом доме многие годы жил джентльмен, к которому мы с моим мальчиком питали искреннюю привязанность. Так ведь, Роули-сынок?

— По твоему слову, — веско произнес младший Пузо, но в глазах у него мелькнуло любопытство: что еще отец скажет.

— Мистер Эдвард Палинод, — любовно выговорил каждое слово Джес. — Какое прекрасное имя для надгробного камня! Да и сложение не подкачало. Смахивал на меня. Крупный, широкий в плечах. Такие отлично в гробу смотрятся.

Ясные глаза гробовщика созерцали Кампьена скорее оценивающе, чем испытующе.

— Я его любил, у моей любви была профессиональная подоплека. Не знаю, видите ли вы в этом что-нибудь, сэр?

— Разве что в микроскоп, да и то с трудом, — буркнул Кампьен и тут же выругал себя. Эти слова выдали недоверие, и Пузо стал более осторожен.

— Согласен, человеку не так-то просто понять профессиональную гордость другого. У меня гордость художника, — продолжал он с достоинством. — Я часто сиживал в этом доме на кухне. Сыпались бомбы, и, чтобы поддержать в себе присутствие духа, я думал о своих детищах. Смотрел на мистера Эдварда Палинода и говорил себе: «Если ты отправишься в мир иной раньше меня, я уж для тебя постараюсь, можешь не беспокоиться». И я знал, что в грязь лицом не ударю.

— Да, отец именно так думал, — неожиданно вставил Роули; и Кампьену показалось, что его молчание начинает действовать тому на нервы. — Вы не знаете, какой он мастер, мой отец!

— Довольно, Роули-сын, — Джес принял похвалу и одновременно деликатно заставил замолчать младшего Пузо. — Одни это понимают, другие — нет. Но то, к чему я веду, вы, мистер Кампьен, поймете. Я поступил неправильно и даже, можно сказать, свалял дурака. И виновато в этом мое тщеславие.